Презрение Лорда [ Проклятие Лорда, Проклятие лорда Фаула] - Стивен Дональдсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Взглянув на Вариоля, она добавила:
— Пошли, мы должны приготовиться.
Вариоль с трудом встал. Взяв Тамаранту под руку, он покинул Святилище через одну из дверей позади Высокого Лорда.
После паузы, полной глубокого уважения к старым Лордам, Осандрея вновь устремила взгляд на Кавинанта и требовательно спросила:
— Откуда у тебя этот посох?
— Барадакс Хайебренд дал его мне.
— Почему?
Кавинант медленно ответил:
— Он хотел извиниться за причиненное мне страдание.
— Как тебе удалось заставить его поверить тебе?
— Проклятье! Я подвергся его дьявольскому тесту на правду!
Лорд Морэм осторожно осведомился:
— Неверующий, а почему Хайербренд Парящего Вудхельвена решил проверить тебя?
Кавинант вновь почувствовал себя принужденным лгать.
— Иоханнум заставил его быть настороже. Он проверял каждого.
— Проверял ли он также и Этьеран?
— А вы как думаете?
— Я думаю, — твердо вмешался в разговор Гигант, — что Этьеран, жена Трелла из Подкаменья Мифиль, не нуждалась ни в какой проверке на правду для подтверждения своей лояльности.
Это заявление вызвало молчаливую паузу, во время которой Лорды смотрели друг на друга, словно зашли в тупик. Затем Высокий Лорд Тротхолл твердо произнес:
— Томас Кавинант, ты чужеземец, а у нас нет времени проверять тебя. Но мы не подчиним свои чувства тому, что кажется тебе правильным. Ясно, что ты солгал. Во имя Страны ты должен ответить нам на наши вопросы. Пожалуйста, скажи нам, почему Хайебренд Барадакас подверг тебя проверке на правду, а твою спутницу Этьеран — нет?
— Я не буду говорить!
— Тогда скажи, почему Этьеран, жена Трелла, решила не сопровождать тебя сюда. Очень редко случалось, что человек, родившийся в Стране, повернул назад недалеко от Ревлстона.
— Нет.
— Почему ты отказываешься?
Чувствуя, как в нем закипает гнев, Кавинант взглянул на Лордов. Они возвышались над ним подобно судьям, в руках которых была власть отвергнуть его. Кавинант хотел защититься криками и проклятиями; но пристальные взгляды Лордов остановили его. На их лицах он не видел презрения. Они смотрели на него с гневом, страхом, беспокойством, с выражением оскорбленной любви к Стране, но без презрения. Он очень тихо произнес:
— Неужели вы не понимаете? Я пытаюсь удержаться от того, чтобы не сказать вам еще большую ложь. Если вы не перестанете настаивать, пострадаем мы все.
Высокий Лорд на мгновение встретил его гневный взгляд и хрипло вздохнул.
— Хорошо. Ты делаешь нашу задачу, и без того трудную, еще труднее. Теперь мы должны посовещаться. Пожалуйста, оставь святилище. Вскоре мы тебя позовем.
Кавинант встал, повернулся и начал подниматься по ступенькам к большим дверям. Тишина в зале нарушалась лишь звуками его шагов по камню, когда, почти уже добравшись до дверей, он услышал голос Гиганта, произнесшего так отчетливо, словно эти слова были сказаны его собственным сердцем:
— Этьеран, жена Трелла, обвинила тебя в убийстве духов.
Кавинант застыл, в леденящем ужасе ожидая, что еще скажет Гигант. Но Преследующий Море ничего больше не сказал. Трепеща, Кавинант прошел через дверь и неверной походкой направился к одному из кресел, стоявших вдоль стены. Таимый внутри его секрет казался таким хрупким, что он едва мог поверить в то, что он все еще цел и невредим.
Я не…
Подняв глаза, он увидел стоявшего напротив него Баннора. Лицо Стража Крови было лишено какого-либо выражения, но в то же время на нем лежала какая-то неуловимая тень презрительности. Его совершенная неопределенность, казалось, была способна на любую реакцию, и теперь оно несло на себе печать осуждения слабости Кавинанта, его болезни.
Побуждаемый гневом и расстройством, Кавинант пробормотал про себя.
— Двигаться. Выжить. Баннор, — прорычал он. — Морэм, кажется, считает, что нам следует лучше узнать друг друга. Он сказал мне, чтобы я спросил тебя о Страже Крови.
Баннор пожал плечами, словно был совершенно невосприимчив к каким бы то ни было вопросам.
— Твой народ, Харучай (Баннор кивнул), живет в горах. Вы пришли в Страну, когда Кевин был Высоким Лордом. Как давно это было?
— За столетие до Осквернения. — Отчужденный тон Стража Крови, казалось, говорил, что такие единицы времени, как года и десятилетия, не имеют никакого значения. — За две тысячи лет.
Две тысячи лет. Думая о Гигантах, Кавинант сказал:
— Так вот почему вас осталось всего лишь пять сотен. С тех пор, как вы пришли в Страну, вы начали вымирать.
— Стража Крови всегда насчитывала пять сотен. Такова Клятва. Харучаев — больше. — Название своего народа он произнес нараспев, это очень подходило его голосу.
— Больше?
— Они живут в горах, как и раньше.
— Тогда откуда ты… Ты сказал это так, словно ты не был там долгое время.
Баннор снова молча кивнул.
— Каким образом ваша численность здесь остается неизменной? Я не вижу никакой…
Баннор бесстрастно перебил его:
— Когда кого-то из Стражей Крови убивают, его тело отправляют в горы через ущелье Стражей, и его место занимает другой Харучай.
— Убивают? — удивился Кавинант. — Неужели с тех пор ты ни разу не был дома? Ни разу не навестил свою… У тебя есть жена?
— Была когда-то.
Выражение голоса Баннора не изменилось, но что-то в его бесстрастности заставило Кавинанта почувствовать, что этот вопрос был важным для него.
— Когда-то? — настаивал он. — А что с ней случилось?
— Она умерла.
Инстинкт подсказывал Кавинанту, что следует остановиться, но он продолжил, движимый чарами непоколебимой, отрешенной твердости Баннора:
— Как… как давно она умерла?
Не колеблясь ни мгновения, Страж Крови ответил:
— Две тысячи лет назад.
Что?! Кавинант долго не мог опомниться от изумления, шепча про себя, словно опасаясь, что Баннор может его услышать:
— Это невозможно! Это невозможно!
Пытаясь взять себя в руки, он пораженно моргал. Две?.. Что это?
Тем не менее, несмотря на все свое ошеломление, он де мог не признать, что в голосе Баннора звучала неподдельная убежденность. Этот бесстрастный голос, казалось, не способен был произнести ложь, даже не мог выразить что-либо неверно. Понимание наполнило Кавинанта ужасом и головокружительным дружелюбием. Внезапное озарение подсказало ему, что означали слова Морэма: «…своей клятвой они обрекли свою расу на аскетизм, бесполость и старение».
Бесплодие… каковы могли быть пределы бесплодия, длившегося уже две тысячи лет?
— Сколько… — выдавил он из себя, — сколько тебе лет?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});